Я слушаю рассказ разумного, обнаружившего, что его большой круг — планета, — сошел с ума особенно причудливым образом: принялся глодать себя во благо своего же выживания. Я слушаю рассказ разумного о разумных, бывших частью структуры, которая начала пропитываться искажением медленно и исподволь. На Сдвиге среди новых невиданных болезней было несколько тех, что поначалу незаметно подтачивали разум индивидуума. Здесь я слышу о целом обитаемом мире, пораженном той же болезнью, и о тех, кто увидел за своей спиной это.

Примеряю на себя, на свой дом этот паттерн — и трусливо думаю, что не выдержала бы этого груза, потом боюсь большего: не учуяла бы скверного, пока оно не ударило бы меня в мой подбородок.

Раэн Лаи, старший связист опорной базы Проекта

Первые годы прошли в логистическом кошмаре. Не все полные граждане хотели удрать вон из-под переводимых на сдельную систему куполов, но примерно один из трех. Их перетасовывали согласно потребностям в навыках, их желаниям и желаниям куполов. Прибывшие новые полные тоже не сразу находили свое место под куполом. Прибывших неграждан и ограниченных не спрашивали, а просто распределяли пропорционально — и не все там задерживались; зато вопрос «что делать с полной грязью» перестал быть актуальным раз и навсегда, а вопрос «как заставить работать неполных и неграждан» теперь заботил не иерархию Проекта, а местное подкупольное самоуправление. Руководство Проекта постепенно начинало заниматься своим исконным делом: стратегическим планированием и общим распределением ресурсов. Мы оставили себе спасательный корпус — хотя куполам не запрещалось формировать свои локальные силы, большую медицину и обучение. Остальное было отдано на откуп самоуправлению куполов.

Итоги, подведенные три года спустя, были довольно интересны. В первый год смертность заметно выросла, зато в два следующих снизилась настолько, что общий итог был весьма яркий. Травматизм снизился. Число аварий снизилось. Энергозатраты на поддержание условий труда и быта возросли. Прочие затраты снизились.

Переводя со статистического: сначала под куполами происходило много неприятного, но потом жизнь наладилась — стала теплее и сытнее, причем не за счет снабжения извне, а за счет собственной автономности и вкладываемых в нее усилий.

Это был странный мир — под куполами там и тогда. Еще как бы не настоящий — все помнили планету, будто сейчас жили где-то еще. Но так и говорили — Планета. За словом была открытая поверхность, возможность дышать без аппаратов и травматизма, присутствие тепла, отсутствие вибрации, химических скачков, магнитных колебаний. И вода. Много воды — там, где ее можно видеть. Планета. И Проект.

Странный мир — купола на поверхности, совсем немного. Купола в устойчивых подземных кавернах. Нарисованное небо. Все мерзли при любых показателях — потому что холодно было снаружи. Но уже видно было по картинкам сверху, как складывается из тектонических и атмосферных будущий экваториальный пояс. Место, где жизнь.

На сей раз мы — госпожа Нийе, уважаемый Сэндо и я, — были не властью, а гостями. Почетными, но без права голоса и вмешательства. Встревать в подкупольный суд мы и не собирались: слишком уж интересно было посмотреть на все, не мешая естественному ходу вещей, не внося искажений. Поэтому мы сидели подчеркнуто в стороне от двух дуг, большой и малой, которую образовывали с одной стороны обитатели купола, а с другой стороны — провинившиеся, пара охранников и старшие поселения. Провинившихся было трое.

Первый — обладатель только личного имени; нередкое дело, здесь многие отказывались от имени рода, не желая навлекать на него позор. Итак, Дио Безродный. Здоровяк с явной — но разрешенной — дартовской доминантой во внешности. Обвинение: неоднократно, угрожая причинением побоев и переводом на более опасную работу, принуждал таких-то неполных граждан к выходу на смены вместо него. Представитель администрации, связями с которыми угрожал Дио, полностью оправдан. Упомянутый Дио предстает перед судом поселения в третий раз по тому же обвинению.

— Выгнать уже наружу, — предложили в первом ряду. Предложение было поддержано хором голосов.

Я передернулся. Выгнать наружу — все равно, что убить.

— Другие мнения есть? — без особого воодушевления спросила старшая.

После угрюмой шуршащей паузы из задних рядов протолкалось некрупное лохматое разумное. Смущенно растрепало шевелюру и, глядя в потолок, детским звонким голосом сообщило:

— Дио добрый. И сильный.

Засмеялся не только я, впрочем, многие смеялись саркастически: что сильный — это мы видим, и длинный список сотоварищей Дио Безродного в курсе, а вот что добрый — это, скажем так, крайне сомнительно. Криминальный преступник и антисоциальный тип. Применение насилия, да еще по какой замечательной причине — чтобы за него отработали. Значит, кто-нибудь должен работать две смены, рискуя и своим здоровьем, и общей безопасностью?

— И что же вы предлагаете, юноша? — спросила старшая, выражая скепсис и тоном, и позой, и выражением лица. — Простить?

— Нет, — еще больше разлохматило волосы юное разумное. — Отправить в спасатели. Дио… на ремонтнике не может. Ему скучно.

— Я сейчас от умиления заплачу, — сказал я шепотом. — Скучно ему. И откуда здесь этот ребенок?

— Напрасно вы торопитесь, — прошелестел в ответ уважаемый Сэндо. — Этот хулиган и нарушитель действительно ценная единица… физической силы. Изгонять таких расточительно.

— Вы считаете, что ему нельзя доверить ни обычную работу, ни безопасность соседей, но можно — чужие жизни? — спросила старшая.

— Да! — юное существо было явно счастливо тем, что его наконец-то поняли. — Одни устают, если много разного. Дио — если много одинакового. Его нужно было сразу в спасатели, в аварийщики, но в спасатели лучше, он добрый.

Старшая посмотрела на объект защиты.

— Вы добрый?

У Дио Безродного этот вопрос тоже вызвал замешательство. Однако.

— Ну допустим добрый. — Не дождалась ответа старшая. — В спасатели? Хорошо. Захотят работать с таким — значит, туда. Нет — пойдет в спаскорпус Проекта в счет нашей квоты.

На невыразительной и нахальной морде доброго Дио, который с сегодняшнего дня мог обзавестись новым прозвищем, отразилось подобие надежды, он даже скосил глаза на госпожу Нийе. Может, заберут? Может, удастся начать жизнь заново и лучше?

Я взвесил роль заступника в определении участи Доброго Дио и даже позавидовал: вот бы про меня кто-то сказал судье, что я — честный, прилежный и аккуратный, проходил мимо, заступился за ровесника, в общем, меня надо отпустить, а можно еще и отправить на практику на Маре. Квалификаторы, конечно, обязаны быть беспристрастными, но не больно-то они следуют своим обязательствам. Вот так, то ли древним, то ли новым обычаем — честнее, надежнее… справедливее.

Следующий случай был предельно скучным. Невразумительного вида особа средних лет, какая-то несерьезная даже сейчас.